Отчеты

Паанаярви. Встречи на прогулке.

Фотоотчёт

    "Что должен быть какой-то свет,
         От встреч прекрасных, и потерь..."

    В последний день пребывания в парке мне захотелось побыть наедине с природой парка и, возможно, встретиться с чем-нибудь интересным. Друзья же в этот день решили покорять просторы озера Паанаярви посредством пятнадцатисильной Ямахи и заказали лодку на двенадцать часов дня. Поэтому выспались мы в то утро от души и встали поздно. Я, на всякий случай, рассказал друзьям о своем запланированном маршруте и мы расстались у нашего домика.
    Я планировал совершить небольшую прогулку вдоль берега Оланги от "Теремка" до бывшей деревни Вартиолампи и вернуться по дороге, идущей от той же Вартиолампи к перекрестку семи дорог у моста через Олангу. Ожидал я от прогулки природных красот, а также, потаённо, ожидал и каких-нибудь интересных встреч на этом пути. И ожидания эти оказались отчасти оправданы.
 Итак, я отправился в путь и пока шёл от домика к берегу Оланги, насмотрелся поверженных майским ураганом сосен и елей. И каждый выворотень  открывал тайны Паанаярви. Оказывается, все эти высокие и толстые деревья прорастали своими корнями в каменистую землю, а кое-где упавшая сосна или ель стояли над крупными валунами, порой до метра в поперечнике. Какова же "воля к жизни" у этих больших северных деревьев, растущих, практически, на камне!
    До берега Оланги было недалеко, и вскоре я уже шагал по хорошо натоптанной тропинке, то сбегающей прямо к воде, то вьющейся между деревьев на высоком берегу. Впрочем, заметной тропинка побыла недолго. Сразу же за плакатом, оповещающим о том, что здесь заканчивается зона лицензионного лова, тропинка начала хиреть и вскоре вовсе сошла нет, предоставив мне возможность пробираться по своему усмотрению. Следует заметить, что тропки на всём моём пути то появлялись ниоткуда, то также тихо исчезали в никуда, напомнив мне тропы грибников в Архангельской области под Вельском. Начинались они от какого-то места у шоссе или от конца лесной дороги, а то и на солнечной опушке, хорошо утоптанными, видимыми далеко лентами. Идти по таким тропам легко и просто, но как-то неожиданно замечаешь, что становится тропа поуже и уже не такой уверенной, а местами попросту пунктирной. А за очередным поворотом она вдруг исчезает совсем, разбежавшись в разные стороны тоненькими ручейками, которые, не успев начаться, тут же теряются среди деревьев во мхах или траве.
    Я шел по краю терраски над крутым берегом Оланги, спускаясь к реке только если замечал что-нибудь, казавшееся интересным. Так, не спеша, я дошел до места, где Оланга создала большой залив, который мне пришлось обойти, прежде чем я вернулся к главному руслу. Кое-где я продирался сквозь невысокий, но густой подлесок, в других местах путь пролегал по веселому сосняку-беломошнику, насквозь просвечиваемому солнцем, поднимался на горки и спускался в низинки. Поначалу дорога не казалась особо трудной, но поднявшееся уже высоко солнце начало греть сырой от недавних дождей лес, да так, что я немедленно начал пропитываться влагой, поступающей как извне, так и изнутри. Пришлось остановиться и внести коррективы в экипировку, после чего почувствовал себя значительнее комфортней. Однако, после переодевания пришлось сделать небольшой привал на берегу залива, о чем я нисколько не пожалел, поскольку вдоволь налюбовался плавающими в отдалении гагарами, белыми облаками на синем небе и их отражением в воде залива. Острожные гагары так и не приблизились ко мне, стараясь перемещениями по воде поддерживать одно и тоже расстояния от места, в котором я находился. Но не улетали, в отличии от уток, которые, едва, даже не увидя, а только почувствовав мое приближение, разбегались по воде, шумно хлопая крыльями, и срывались в небо, уходя всё время в направлении, противоположном тому, где находился я. А гагары неторопливо плыли, оставляя за собой на воде искрящуюся золотом дорожку.
    После привала я вновь отправился вперед, но выбрал неудачный курс и, продравшись сквозь молодой осинник, оказался на узком мысу. Вправо и влево уходила вдаль открытая вода, а впереди, метрах в десяти, виднелся заветный берег, добраться до которого можно было только вплавь. Пришлось мне повернуть назад, снова продираться сквозь заросли и, сделав большой крюк по низкому, немного подболоченному берегу, увидеть тот же мыс с другого берега. Здесь склон берега, снова стал высоким, хотя и  гораздо положе. Под ногами был относительно сухой беломошник, а вокруг не слишком часто росли сосны. Местами на склоне росла трава, а на кочках краснела крупными ягодами вызревшая брусника, а рядом с ней виднелись мохнатые веточки густо усеянной чёрными ягодами шикши-вороники. И только я успел подумать о возможной встрече с лесными птицами, которые питаются этой брусникой, как прямо передо мной, метрах в тридцати, с освещенного солнцем берега, взлетел и расселся по веткам сосен глухариный выводок. Выбрав ту птицу, которая лучше всего была видна, я стал потихоньку приближаться к ней, делая снимки через пару-тройку шагов. Моя осторожная фотоохота сопровождалась "мурлыканием" глухарки-мамаши, невидимой для меня. Наконец, то ли не выдержав моего приближения, то ли получив напутствие: "Лети", птица сорвалась с ветки и полетела далеко в лес. Поводив её немного глазами, я обнаружил вторую, чуть подальше и начал красться к ней. Всё снова повторилось: пара шагов, щёлканье затвора - и эта птица срывается и уносится в лес. Две же другие, которых я не увидел, сорвались с мест чуть позже. Одна из них - прямо над моей головой.
    Простившись с глухарями, я пошёл дальше, но был неосторожен и, споткнувшись о бревно, шлепнулся в брусничник. И решил снова немного передохнуть, попить захваченного с собой чаю и закусить крупными ягодами брусники. Привал пошёл на пользу и вскоре, определившись по солнцу, я немного срезал путь и через горку, поросшую зеленым мхом и чахлым сосняком, вышел к реке, найдя по пути очень красивый подосиновик. И вновь, то появляясь, то исчезая напрочь, побежала еле заметная тропка вдоль берега. И привела меня к развалинам охотничьей или рыбачьей избушки на высоком берегу Оланги. Внутри остатков деревянного сруба грудой лежали кирпичи, когда-то бывшие печкой. От избушки, перпендикулярно реке уходила вглубь леса дорога. Наверное, эта избушкой пользовались до создания национального парка, хотя, судя по пластиковым бутылкам и относительно свежему кострищу, это место пользуется популярностью и ныне. Неподалеку, между двух деревьев были устроены небольшие вешала для сетей.
    Сразу от избушки начиналась нахоженная тропа над обрывистым берегом Оланги. Впрочем, и она тоже вскоре начала хиреть. По этой тропе я добрался к одному из многочисленных порогов Оланги, перейдя по бревнам ещё один небольшой заливчик. За ним река река сужалась и убыстряла своё течение, пробиваясь сквозь каменную гряду. Здесь, спустившись между больших камней поближе к воде я фотографировал порог, большой валун, который река оббегала выше порога, красные гроздья рябины, пробившейся сквозь камень и нависающей над рекой и какие-то красные ягоды, росшие на кустиках под рябиной. Чуть дальше порога река разделялась на два рукава - правый основной и левый мелкий и с медленно текущей водой, образовывающий ещё один небольшой заливчик, который тоже пришлось обойти.
    Погода уже начинала меняться и солнце всё чаще закрывалось набегающими тучками, пока ещё белыми. После воссоединения рукавов Оланга снова стала шире и текла уже более медленно, с достоинством неся свои воды. У тропинки стали чаще появляться большие, но чистые подосиновики. Их я брать не стал. Где-то впереди я услышал лебединый крик и вскоре, за поворотом реки, увидел пару лебедей, плавающих по широкому разливу. Почуствовав меня они, как незадолго до того гагары, отплыли подальше и так же держали расстояние по мере того, как я старался, используя складки берега и деревья, подкрасться незамеченным поближе. Лебеди охотно позировали, то сходясь, то расходясь, плавно скользили по воде, поворачиваясь то боком, то головой, то хвостом, сгибали свои длинные шеи, но всё так же держались на дистанции, которую считали для себя безопасной. Не сильно помог мне и мой телеобъектив. Потом я перестал щёлкать затвором и провел несколько минут просто любуясь этими большими белыми птицами.
    Но время потихонечку бежало, а мне предстоял ещё довольно длинный путь. И я отправился дальше, оставив лебедей горделиво плавать и рассчитывая, что скоро буду в Вартиолампи. Стали появляться прогалины, поросшие травой и открытые широкие поляны у берега. Здесь, среди травы, я нашел пару чудесных белых грибов и видел много здоровенных подосиновиков и молоденьких подберезовиков. И, казалось, вот за тем изгибом реки, рукой подать, откроется, наконец, деревня; да и по времени пора бы было ей уже появиться. Но, наверное, я не учел того обстоятельства, что пришлось идти не вдоль реки, а обходить большие и малые заливы и рукава. За изгибом передо мной открылось очередное препятствие на прямом пути - наполовину залив, наполовину болото, поросшее чахлыми кустиками. Спрямить путь через болото поближе к реке я не решился и снова направился в обход, выйдя к прогалине в береговых кустах, откуда открывался вид на очередной залив Оланги. Здесь, посмотрев на часы, я подумал, что пора бы уже и двигать обратно к домику. Но желанная цель, Вартиолампи, казалось, была уже совсем рядом.
    И, памятуя о том, что совсем заблудиться на этом маршруте невозможно, решил пойти напрямик. Надо сказать, что участок парка, по которому я отправился на прогулку, представляет собой что-то вроде латинской буквы D, будучи ограниченным с одной стороны дорогой, а с другой - рекой Олангой. И сходятся эти две "артерии" парка у Вартиолампи в одном конце и у моста через Олангу в другом. Однако, пойдя напрямик, я опять уперся в болотце. И, посмотрев на часы, твердо решил повернуть назад.
    Небо уже давно было затянуто серой пеленой облаков и всё больше хмурилось. Так что взять надежный ориентир мне было неоткуда, а возвращаться тем же путём, каким пришёл сюда, не хотелось. Уж больно долгим он мне показался. Посмотрев, где находится Оланга, я повернулся к ней спиной и пошёл по направлению к дороге. Практически сразу же мне пришлось подниматься в довольно крутую горку, покрытую беломошником. Сначала я поднимался поперёк склона, но когда нога заскользила вместе с содранным ягелем по скользкой земле, заставив схватиться за ближайшую сосенку, решил подниматься вдоль склона. Вдруг из-за очередного дерева кто-то с шумом бросился прочь от меня. Вздрогнув от неожиданности, я сначала подумал: "Глухарь", но тут же увидел улепётывающего здоровенного русачину. Крикнул ему: "Стой! Попозируй для снимка!" Да где там... Припустив ещё быстрее, заяц скрылся за деревьями. Тогда я понял, что теперь совсем потерял направление и слабо представляю себе, куда же надо идти.
    Забрав левее, спустился с горки, где обнаружил хорошую тропу и пошел по ней. Незаметно тропа перешла в автомобильную колею, а затем снова в набитую тропу. И по ней я вышел ровно на ту же прогалину, где первый раз подумал о возвращению. Вот так я сделал классический круг заблудившегося в лесу. Имея уже в своем багаже опыт с похожими друг на друга, как Ленин и партия, местами, внимательно присмотрелся - вроде бы место было тем самым. Остро пожалел об оставленном в бардачке компасе. Что ж, пришлось принимать решение компромиссное - выйти к реке и пройти вдоль неё, до места, где я нашёл развалины избушки. А оттуда уже идти по старой, но хорошо наезженной колее, до дороги. Ну, а дойти по дороге до "Теремка" было бы делом техники.
    К реке я вышел быстро и успокоился - не заблужусь теперь в трёх соснах. Правда, время уже здорово поджимало, и беспокоило меня то, что друзья, которые вот-вот должны были вернуться, поедут меня искать и не найдут на условленном маршруте. Поэтому пришлось включить все ресурсы организма и идти, как можно быстрее. До руин избушки я добрался без проблем, а вскоре, прошагав по колее около километра, вышел к дороге, прямо к импровизированным шлагбаумам "проезд закрыт". Их было два - для одной-то лесной дороги! Мало того, на всём своем протяжении эта дорога была перекрыта "партизанскими завалами" - спиленными соснами и елями. Я насчитал их с десяток! Видно, уж очень замечательное место у той избушки, да слишком много любителей добираться до неё с комфортом, не вылезая из авто.
    Теперь дойти до домика было, как я сказал ранее, делом техники. И я потопал по дороге. Похолодало. Было видно, что вот-вот пойдёт дождь. А я уже устал и, честно сказать, здорово пропотел. Но решил пока свитер из рюкзака не доставать, а греться ходом. Чтобы как-то снивелировать усталость и придать себе бодрости, решил запеть что-нибудь маршевое. Как обычно, в таких случаях, в голову ничего не приходило. И только когда лень пересилила, и я не стал обходить лужу на дороге, прошлепав по ней сапогами - вспомнился марш красноармейцев из "Собачьего сердца":
    "Чу, чу, чу!- стучат, стучат копыта,
    Чу, чу, чу!- ударил пулемёт.
    Белая гвардия наголову разбита,
    А Красную Армию никто не разобьёт!"
    Вот под эту песню я и пошагал дальше, теперь уже намеренно чеканя шаг по многочисленным лужам. И за каждой горкой мне мнился конец пути. Но взойдя на очередную горку, видел впереди следующую. Впрочем, дойти до конца мне было не суждено.
    Сзади, со стороны Вартиолампи, подъезжала машина. Это были мои друзья, отправившиеся на поиски и уже побывавшие в бывшей деревне. Я сел в машину и по дороге до "Теремка" мы успели объясниться по поводу моего опоздания. Не рассчитывал я на столь длинный путь вдоль реки. Не подумал о её широких заливах и длинных рукавах.
    Из машины мы выходили под аккомпанемент начавшегося дождя. Так, то слабея до мороси, до усиливаясь до тропического ливня, этот дождь шел до самого утра, до моего отъезда домой. И сопровождал меня почти до Калевалы, намертво приклеив к крыше и капоту моей Нивы оранжевые осиновые листья, не отлетавшие даже при скорости в шестьдесят километров в час.