Виртуальные экскурсии с клубом "К2000-Русский Север"

Экскурсия по музею саамской литературы и письменности имени Октябрины Вороновой.

(Экскурсию проводит Н.П. Большакова)

  Мы находимся в музее Саамской литературы и письменности имени Октябрины Вороновой. Основан музей в 1994 году. Вот эта трехкомнатная квартира под музей была куплена в конце 1995 года. И уже в 1996 году состоялось открытие музея в этой квартире. В музее три комнаты.
  Первая комната посвящена жизни и творчеству Октябрины Вороновой, где представлены её фотографии и личные вещи, оформлены карты Чальмны-Варрэ, где она жила, её книги.

При жизни у неё вышло две книги – «Снежница» и вторая книга – «Вольная птица» - это взрослые книги. А ещё «Чахкли» - это детская книга. Вот это три книги, которые были изданы при жизни Октябрины. При жизни же она отдала в издательство книгу «Ялла», что в переводе на русский язык означает "Жизнь", но увидеть её изданной уже не смогла.
  Родилась Октябрина 6 октября 1934 года, а умерла 16 июня 1990 года. В Союз писателей была принята в 1989 году и членом СП СССР она была всего лишь год. Хотя в конце 70-х её стали переводить, стихи её стали появляться в газетах и журналах. Писала она только на саамском, считала, что на русском очень многие поэты пишут, а ей хотелось, все-таки, сохранить свой родной язык.

  Родилась она в Чальмны-Варрэ – это деревушка на красивейшей реке Поной, где очень много камней. Камни эти огромные, такой хаос камней. А зимой люди могли определить, где вежи саамские стояли: если сугроб дымился – значит это жилье, если не дымился – камень. Вот такие огромные камни были. А вообще, от дома к дому были выстелены деревянные дорожки, по которым очень много ходили, потому что камней много и можно было просто ушибиться, вывихнуть или даже сломать ногу – поэтому все было такими дорожками выстелено. И когда в 70-м году по постановлению об укрупнении сел Чальмны-Варрэ закрыли, как неперспективное (кто называл его село, кто – деревня, а ещё было название Ивановка) – все жители вынуждены были переехать, кто в Краснощелье, кто в Ловозеро, а кто и по городам Мурманской области. И вот те, которые уезжали в Краснощелье, они, конечно, очень жалели Чальмны-Варрэ, потому что Краснощелье – оно более сыпучее, песочное и поэтому весной и осенью всегда приходилось одевать болотные - не болотные, но в большие сапоги, потому что очень много было грязи.
  Закончила Октябрина 4 класса в Чальмны-Варрэ и первой из своего рода поехала в Ловозеро, в интернат - учиться. И для этого рода, для Матрехиных это было большим событием, потому что никто из них раньше не выезжал в большую жизнь. Девочку председатель на самолете отправлял в Ловозеро  - ну, там же только самолет, особенно летом. Правда, там можно по Поною сплавиться, но долго это. Октябрина по седьмой класс включительно она училась в Ловозере в интернате, потом закончив семь классов, она поехала и поступила в институт народов Севера. Там был рабфак для детей северян, на нем учились три года и заканчивали десять классов. И по результатам экзаменов за десятилетку переходили  учиться в институт. За это время педагоги узнавали, кто на что ориентирован.
  И Октябрина пошла на литературу и русский на преподавателя, несмотря на то, что она много  занималась спортом, работала по системе мастера спорта, выступала дважды на Спартакиаде народов СССР в Ленинграде и была очень активной. А вот писать начала, к творчеству литературному она пришла - очень поздно, когда родила уже второго своего ребенка, Алешу. И когда он пошел в первый класс, она написала для него свое первое стихотворение на саамском языке. Это уже здесь было, потому что, когда она родила дочь Лену - они уехали с мужем в Боровичи и жили там семь лет. А потом она снова вернулась, потому что не могла без Севера. И когда она стала писать, она стала ездить к Антоновой Александре Андреевне в Ловозеро очень часто, тогда Антонова как раз работала над саамским букварем и Октябрина, конечно, помогала ей, чем могла, давала туда свои стихи. А Александра Андреевна вынуждена была писать, переводить на саамский язык и вот так, после смерти Октябрины, не умерло саамское художественное слово. Вот и Антонова, и Галкина, и Коркина - те, кто работал у нас над букварем саамским - все они стали поэтами. Ну как бы вынуждены были  стать поэтами, потому что нужно было учебники сочинять и нужно было что-то своё для ребят, потому что в то время, в семидесятые-восьмидесятые, был еще Советский Союз и там же партия, Ленин - вот что шло в учебники. А нужно было показать ребятам жизнь северную, а не из переводов -  арбузы, птички... А наши дети не понимают, что такое арбузы – им нужно было именно что-то на своем колорите, поэтому и приходилось писать. Ну, а потом просто затягивает – и уже и у Коркиной книжка появилась, и у Александры Андреевны целых две книжки.
  С книгой «Ялла» у Октябрины были проблемы и заключались они в том, что саамы у нас говорят на четырех диалектах – это кильдинский диалект (центр Кольского полуострова), Октябрина жила на Поное – она говорила на иокангском диалекте (восточные саамы), западные саамы – это нотозерский диалект и южные саамы – бабинский диалект. Ну вот, а так как в центре большинство говорило на кильдинском и когда лидеры саамские объединялись, они иокангского диалекта не знали - потому они пошли войной на Октябрину, утверждая что книга может выйти только на кильдинском диалекте. И на Союз писателей, который поддерживал Октябрину, подавали в суд, в прокуратуру. И если бы не поддержка Д.С. Лихачева и Никиты Ильича Толстого, то книги «Ялла» на саамском языке не было бы, да и литературы саамской тоже не было бы. А с того момента, как вышла первая книга на саамском языке, и начинает отсчет саамская литература.
  Хотя писатель Владимир Сорокажердев утверждает, что саамская литература началась в 20-х годах, когда были сделаны переводы и изданы разные брошюры о том, как себя вести советскому человеку, такие политизированные брошюры. Я считаю, что переводы это все же ближе к языку, а саамский язык ведёт отсчёт от Феодорита Кольского и Трифона Печенгского - т.е. более четырехсот лет и никто с этим не спорит. А художественная литература - всё-таки это должно быть художественное произведение, а не просто перевод. Появилась книга на родном языке – появилась литература.
  И, конечно, то, что свои, саамы не понимали Октябрину, не принимали её – очень сильно повлияло на неё. Перед этим она переносит сильнейший инсульт, и потом начинается война против книги «Ялла». И уже не важно, нервы ли, сердце – просто человеку уже не хотелось жить. Она позвонила ночью жене Владимира Смирнова, переводчика своего, и говорила, что сил у неё больше нет. И после вот этого разговора, когда они проговорили полночи, она вообще замолчала и три дня не разговаривала. Сын, испугавшись, вызвал скорую помощь, её увезли в Апатиты, и на следующий день она умерла – жизненные силы вытекли из неё. Она не болела в то время, просто не было сил жить, сопротивляться этому давлению.
  В письмах Александре Антоновой она писала: «Я не понимаю, почему такое случается, что свои ловозерцы, саамы меня не принимают. Меня приглашают выступать на кораблях Северного флота, я жила в Оленегорске и в других городах Мурманской области, но у себя я не желанна». Вот это всё и отобрало у неё силы. Вообще, у Пожидаева Владимира Петровича (это директор краеведческого музея, сейчас он тоже умер уже) есть стихотворение. Он написал: «Когда убивали саамскую речь бездушным ножом алфавита, пришла она звуки родные сберечь, и тоже – убита... убита», то есть, её  убило слово, слово своих же сородичей.
  И после смерти у Октябрины вышла книга «Хочу остаться на земле» в 1995 году - Владимир Смирнов ещё пять лет работал над её переводами. Володя не подготовил своего избранного, но он издал избранное Октябрины. Он говорил, что если со ним что-нибудь случится, её уже не переведет никто. Потому что он много лет работал с ней, у него были подстрочники её. Он же не знал саамского языка – поэты переводят по подстрочникам, а он-то работал с ней. Вообще, очень тяжело переводить с саамского, потому что у саамов, например, снега сорок определений снега, зависящих о от его состояния! И поэтому они вместе сидели и, как рассказывал и сам Владимир Александрович - сядут они на диван и говорят: "Вот а это слово что у тебя значит, а это как?" Она начинает говорить: «Вот по-саамски это так, а вот на русском... вот близко к этому, но всё равно не то. Ну ты же поэт, придумай, как выразить». Она даже не могла найти перевода на русский язык, потому что оттенков в саамском языке очень много.
  И, несмотря на то, что Смирнов был мужчиной, он удивительно прочувствовал душу женщины. Так же, как и Викдан Синицын перевел Софью Якимович, саамскую поэтессу, сказительницу, кладезь саамской жизни, литературы. Большая беда для саамских литераторов, что их не так много, и, в большинстве своем, те, кто пишет на саамском языке – они уже в возрасте. Вот это заставляет думать, заставляет переживать, это проблема, но появляются новые у нас, например, Надежда Ляшенко – она появилась со своей сказкой, книга новая вышла. Писатели появляются – у Матрехина книга вышла стихов. Он хоть и бард, но у него прекрасные стихи. Александра Антонова и переводы сделала на саамский язык, и на русский язык. Вот эта первая комната, она относится к жизни и творчеству Октябрины.
  Вторая комната посвящена саамской литературе и письменности, писателям и литературе Кольского края, потому что Союз писателей - это окружение Октябрины. Сначала, когда думали о создании музея, то хотели создать музей не имени Октябрины, а просто музей Октябрины Вороновой. Но мне показалось, что это очень узко, да и потом, несмотря на то, что я десять лет её знала при жизни, что мы встречались на каких-то вечерах, я не была в таких близких отношениях с ней. А четыре года спустя создавать музей, когда уже нет и родного сына, когда квартиру заняли другие люди, а вещи почти все были выкинуты и где это всё искать… И создавать такой музей нужно в квартире, где жил поэт.
  А эта квартира, где нынче находится музей, куплена мурманским Союзом писателей – тогдашний губернатор Комаров пошел на просьбу Виталия Семеновича Маслова, нашего секретаря и дал десять тысяч. Тогда трехкомнатная квартира в Ревде продавалась  за десять тысяч рублей – и это были большие деньги! И, конечно же,  создавать просто её музей было неправильным, потому что подрастали новые саамские поэты, они все знали Октябрину, встречались с ней и они – её продолжение, духовные дочери её. Вот поэтому нужно было создавать музей имени Октябрины, музей саамской литературы и письменности.

  Здесь представлена во многих экспонатах саамская письменность, единственно, нет букварей – азбуки Щеколдина, нет Эндюковского, нет Чернякова. Только копии этих букварей, а самих конечно их нет – они, в одном экземпляре, находятся в краеведческом музее. Когда было «саамское дело» - сжигали книги, сжигали учебники, очень много пострадали за эти учебники людей, кто работал по саамскому языку. И можно сказать, что, наверное, два народа всего, те у кого язык был запрещен. Негласно. Нигде не найдете, что нельзя было говорить на саамском, но это было так, потому что люди боялись - если ты вышел на улицу и говоришь там на саамском, тебя могли загрести в тюрьму, посадить и т.д. Поэтому люди старались говорить только дома, только в семье. Вот почему целое поколение саамов потеряло свой язык.
  Опять же с укрупнением сел в тундру мало выезжали дети, они в интернатах воспитывались. Интернаты вывозили их в пионерские лагеря, на Черное море, тогда это было хорошо, доступно. Учителя заставляли родителей говорить с детьми по-русски, чтобы они знали русский. Вот так и ещё не одно поколение потеряло язык. Октябрина, Антонова – они сохранили свой материнский язык. Даже обучаясь в институте, они ездили в поездки по сбору саамского фольклора, сказок, записывали на саамском языке и общались. Поэтому они, конечно, сохранили язык. Прекрасный у нас поэт Аскольда Бажанов. Он ведь на двадцать лет раньше Октябрины начал писать стихи. Но он писал только на русском языке. И  это обида для него, что не его назвали первым саамским поэтом. Но потому и называют саамским поэтом, что пишешь на своем родном языке.
  И если Аскольд Бажанов открыл всему миру мир саамского народа, то Октябрина открыла душу женскую. Она как мать выступала, как сестра, как хранительница очага. И, вообще, в саамском обществе всегда существовал матриархат, и существует посейчас. Мужчина считался работником, поэтому хранительница дома, семьи – женщина и все от неё. И поэтому, наверное, до сих пор у нас матриархат. Если внимательно посмотреть, то поэтессы – женщины, поют – женщины, рукодельницы - в основном, женщины, лидеры – в основном, женщины. А вот многие мужчины, к сожалению, просто спиваются. Даже если посмотреть, кто в тундре сейчас работает, то саамов там практически не найдете – украинцы пастушат, очень много пастухов коми… Но не саамы. К сожалению, мужчины саамские у нас без дел. Это тоже трагедия саамского народа, вот об этом пишет в своих стихах Александра Антонова – самая близкая подруга Октябрины.
  И здесь же у нас можно рассказать о Екатерине Коркиной – она моложе Октябрины и Александры, но она тоже пришла работать с саамским языком. Она преподавала в школе,  на радио работала редактором саамского языка. И у неё стихи для самых маленьких, например, такие как «вот нитка, бумажка вот, поиграем с тобой, кот». Такие вот короткие, легко запоминающиеся стихи. Дети их очень любят и, когда на экскурсии приходят детский сад, или с первого по четвертый класс – я говорю: «Ребята, кто из вас может услышать стихотворение и запомнить?» Они: «Не-ет». А я: «Ну, вот, давайте поспорим, что вот это прочитаю, и вы тут же мне расскажете». Ну и практически все они запоминают, им интересно, они с удовольствием читают эти стихи Коркиной, именно маленькие ребята. Тут также я назвала Софью Якимович, переводчиком у которой был моряк Викдан Синицын.
  И ещё проблема существует на сегодняшний день – даже больше издается на саамском языке, как ни странно, чем на русском языке. Вот сейчас Элизабет в Ловозере, девушка из Германии, работает по программе - для них очень важно издать книги на саамском языке. Вот саамские игры были, я с ней разговаривала: «Элизабет, это очень хорошо, но нужно, необходимо просто, сделать переводы, чтоб были на саамском, на русском, потому что русские-то не знают саамского и никто не знает; плохо знают поэтов». Хотя я не скажу, что у нас как раз на Севере поэтов саамских наших в школе знают плохо. В том-то и дело, что вот этот региональный компонент сейчас изучают, и учителя преподают, и в библиотеках очень много и книг, и стихов, и переводов, каких-то сборников. Так что саамскую литературу знают, приезжают ко мне в музей. Раньше было - очень помногу ездили, целые автобусы. Это сейчас уже трудно выбить автобус, поэтому, конечно же, меньше ездят.  А так, я скажу, что саамская литература – она сейчас не в упадочном состоянии. Она потихонечку существует, издается, несмотря на то, что не стало Октябрины, не стало Ираиды Виноградовой, сестры Октябрины, тоже поэтессы, не стало Софьи Якимович – всё-таки саамская литература живет, продолжает жить.
  Вторая комната – она также архивная, в ней очень много альбомов собрано по темам, например, саамские игры, летние саамские игры, праздник Севера, Трифоно-Печенгский монастырь, есть архивные документы, история атомохода «Курск». Мне говорят: «Как это у вас, в саамском музее – и о «Курске»?». Я говорю о том, что в музей приходит очень много ребят, они пишут, выбирают темы, пишут на конкурсы – у нас по области их несколько – «Храмы России», «Берег России», конкурс рукописной книги. Дети ездят в литературные лагеря и поэтому, когда они приходят в музей со своей темой, я начинаю им помогать, а когда набирается материал – его просто жалко выкидывать. Поэтому я так же делаю – у меня и по куклам есть, например, альбом огромный, и по «Курску» есть. И по фотографии… Пришли в музей и сказали: «нам задали написать реферат о наших мурманских фотографах». Ну, вот, слава богу, я собирала этот материал – пожалуйста, даю им, и они пишут о фотографах. Или одна девочка пришла – мне о мурманских изданиях, какие у нас газеты выходили и когда. У меня два больших альбома – стала смотреть – боже, сколько у нас издавалось! Всё, что касается краеведения, мурманской области – все здесь.
  Уже пять дипломов защищены именно по саамской теме и именно на базе музея! Все пять дипломов на отлично. Одна девочка в Москве защищалась – она ставила фильм в Москве. Другая из Италии приезжала (тема - визуальная психология) – она о саамах ставила на базе музея фильм. Историки писали, психологи писали… Это только дипломы института или университета, а рефераты, сочинения – это просто очень много пишут ребята, приходят.
  Во второй комнате также есть сундук, более ста лет, который отгадывает желания – можно посидеть на нем, загадать желание и положить денежку, потому что по саамскому обычаю надо обязательно  выкупать всё. И ещё целая выставка поморских козулей. Также ко мне обращались и коми и поморы за материалами – и я решила, что у меня будут такие маленькие уголки, посвященные и поморам, и коми народу.
  Третья комната – это архивная комната, где ребята занимаются, пишут, готовятся. В ней представлены литературное творчество детей мурманской области, декоративно-прикладное искусство саамов и появился ещё у меня музей в музее – это музей кукол.  Подруга Юлия Ларина приехала из Швеции, где живет уже пятнадцать лет, и привезла первых кукол – двадцать четыре штуки. А сейчас уже под двести кукол там – не выкинешь же их… И выставки на пятнадцатилетие музея – у меня проходили две выставки в нашей детско-юношеской областной библиотеке, и выставка кукол имела очень большой успех, потому что куклы мира. Причем куклы это привезенные из Испании, или из Италии или из Пакистана – т.е. куклы именно оттуда, кого они представляют, какую страну.

  Если говорить о старых вещах, которые здесь находятся, то я уже упомянула сундук, есть грабилка для сбора ягод, которой тоже больше ста лет, есть чепахи, которыми саамы пряли оленью шерсть, есть патефон, но ему не сто лет, есть прялка, на углях утюг… Т.е., представлено то время, в котором росли наши саамские писатели и поэты, какие-то предметы, которыми они пользовались, например, пряли или чапали, пили из самоваров чай.
 Раньше я проводила экскурсии чисто по комнатам музея, были экскурсии отдельные по Сейдозеру – священному озеру саамов… Были экскурсии по саамской мифологии, или по саамским или мурманским писателям – это отдельные экскурсии. А теперь уже  экскурсии заказывают по старинным вещам, а то приходят только на музей кукол – и вот я рассказываю им о музее кукол.
  Или проводились уже и мастер-классы рисования. Один год у меня четвертый класс приходил по четвергам – мы рисовали,  так что свои какие-то формы музейной работы  есть, конечно же.
  Да и экскурсию нельзя провести одинаково, группы-то ведь бывают совсем разные. Когда приходят ко мне новые люди, прежде чем начать рассказывать, я их спрашиваю о том,  что им интересно, о чем они хотели бы узнать. А иначе -  я им одно рассказываю, а они ожидают другое.  С малышами приходится и петь песни на саамском, и играть, и считалочки – т.е. там уже игровая такая программа больше, ведь взрослые какие-то вещи им слушать будет неинтересно. Поэтому с ними поем, читаем, считаем, прыгаем, играем.

Сайт музея на К2000